В нашу тему. Интервью.
«Мертвые души» хорошему не научат
Евгения Абелюк о том, какие классики отечественной литературы имеют шанс попасть в единый учебник, а какие — нет
28.05.2014, 13:12 | Наталья Иванова-Гладильщикова
Депутат Госдумы Ирина Яровая торопит коллег внести в закон «Об образовании» поправки, чтобы в России быстрее появились единые патриотические учебники не только по истории, но также по русскому языку и литературе. Учитель литературы лицея «Воробьевы горы» №1525 Евгения Абелюк в интервью «Газете.Ru» размышляет, что в таком учебнике словесности может остаться, а от чего придется решительно отказаться.
— Основной постулат новой Концепции литературного образования – «воспитание нравственно ориентированной личности в системе традиционных ценностей через постижение идей и художественных образов в литературе». Что это?
— Очевидно, что, говоря о традиционных ценностях, прежде всего имеют в виду патриотизм. В России понятие «патриотизм» изначально было связано с военными победами. В оде «На взятие Хотина» Ломоносова (1738 год) есть строки: «Крепит отечества любовь/ Сынов российских дух и руку;/ Желает всяк пролить всю кровь, /От грозного бодрится звуку». Желание пролить кровь за Отечество – это и есть в понимании многих высшее проявление патриотизма. Но существует и другой взгляд на патриотизм как на личное, интимное чувство: «Люблю Отчизну я, но странною любовью…» — говорит Лермонтов, сразу проводя границу между официальным патриотизмом и человеческой привязанностью к той стране, где он вырос.
— Да и «слава, купленная кровью» не шевелит в нем «ответного мечтанья». Плохой из Лермонтова патриот.
— У нас ведь слово «патриотизм» имеет еще и идеологический оттенок: патриот человек или не патриот, многие определяют по тому, какой путь развития России он предпочитает – самобытный или европейский.
Впервые о патриотах-невеждах, которые не знают благодарности ни к Петру, ни к Западу, в «Апологии сумасшедшего» заговорил Чаадаев. И еще он сказал, что такой патриотизм – препятствие на пути развития России.
Чаадаев из пятой колонны
— Все ясно, Чаадаев из пятой колонны. А кто еще из писателей попадет в нее?
— Конечно, Пушкин. В первую очередь из учебника надо исключить «Капитанскую дочку», потому что именно там звучат мотивы милости. Маша Миронова, когда просит Екатерину помиловать Гринева, говорит: прошу не о правосудии, а о милости. Потому что по закону его должны судить. И Екатерина милует. А он государственный преступник.
Придется изъять из программы «Бориса Годунова». Помните, там народ луком трет глаза, имитируя слезы? Авторы концепции тут будут солидарны с Бенкендорфом, который сказал, что Пушкин в «Годунове» не проявляет патриотического уважения к народу и его чувствам.
Но зато можно поставить в программу патриотическую оду Пушкина «Клеветникам России», написанную в связи с польским восстанием 1830–1831 годов. Там поэт высказывает мысль, что Россия и Польша должны объединиться.
— Хорошо, что Пушкин много написал. Одно уберем, другое вставим, вот только поймут ли тогда школьники, почему он великий поэт?
— В том-то и дело. Потому что Пушкин одновременно – и патриот, и либерал, и атеист, и православный, и гражданский поэт, и певец чистого искусства. Для революционных демократов он тот, кто призывал «глаголом жечь сердца людей», для поэтов «чистого искусства» — тот, кто «по лире вдохновенной рукой рассеянной бряцал». Или взять «Евгения Онегина». Там, конечно, «Татьяна, русская душою…». Но Пушкин очень много говорит о своих европейских учителях. Более того, он персонажей романа все время соотносит с персонажами мировой истории и искусства. Онегин появляется, как Чайльд Гарольд, русскую балерину Истомину Пушкин называет «русской Терпсихорой», Ленский произносит свой монолог над могилой «бедного Йорика» — Дмитрия Ларина.
Космополиты Грибоедов с Гончаровым
—Да. Попахивает космополитизмом. Но все-таки начинать исключать из программы надо с Грибоедова: «Горе от ума» хорошему не научит! Любой афоризм — крамола на русский народ.
— Пожалуй, теперь и «Тараса Бульбу» Гоголя нельзя оставить: вроде махровый патриотизм одновременно с антисемитизмом, но с другой стороны – украинская тема.
Не научат хорошему и «Петербургские повести». Зачем показывать, куда заводит Невский проспект и как он обманывает?
—Из Гоголя, по-моему, годится для патриотического изучения только сожженная вторая часть «Мертвых душ». Там есть идеал.
— Да. Только от оставшихся глав дети уж точно не получат ни удовольствия, ни представления о Гоголе. Там, где появляется декларация идеала, кончается литература.
— А как насчет Обломова – самого типичного образа русского человека? Чему он научит молодое поколение: лени, лежанию на диване, нерешительности? То ли дело Штольц! Но он — немец!
— Да, хотя Обломов показан Гончаровым с симпатией, школьники оценивают этот образ рационально. Часто, не улавливая оценку автора, дети предпочитают Штольца.
Непатриотичный Толстой
— Как быть с «Войной и миром»?
— Исключено! Там француз генерал Даву встречается глазами с Пьером и спасает его. Где патриотизм? Тут с точки зрения советской идеологии (а, похоже, именно к ней нас и пытаются вернуть) абстрактный гуманизм. Да и вообще, несмотря на то что Толстой не принимает Наполеона, он показывает, что таких «наполеонов» полно и в русской реальности. Для автора «Войны и мира» понятие «наполеонизм» не имеет национальности. Да, для него очень важно народное начало, но ведь и оно выглядит космополитично.
В статье «Христианство и патриотизм» Толстой говорит, что патриотизм — это атавизм. «Скажут: патриотизм связал людей в государства и поддерживает единство государств. Но ведь люди уже соединились в государства, дело это совершилось. Зачем же теперь поддерживать исключительную преданность людей к своему государству, когда эта преданность производит страшные бедствия для всех государств и народов. Тот самый патриотизм, который произвел объединение людей в государства, теперь разрушает эти самые государства».
В отличие от черносотенцев, Толстой противопоставляет христианство и патриотизм. Об этом он говорит и в статье «В чем моя вера». Зачатки этих размышлений видны уже в «Войне и мире».
— Пойдем дальше. Достоевский, «Преступление и наказание»?
— Вряд ли это произведение «полезно» для неокрепшего духом школьника. У каждого героя – своя идея, и все эти идеи взяты из русской жизни. Они доводятся до крайности. Там и тезис «среда заела», который поддерживает Разумихин. И идея сильной личности, высказанная Раскольниковым. И тезис «все позволено» Свидригайлова. Потом в «Бесах» идеи героев будут выглядеть еще более зловещими.
А вот Горький в «Жизни Клима Самгина» покажет героя, который не имеет своего мнения, на него может повлиять кто угодно. Это то, что высмеял еще Гоголь в образе Манилова. Ведь чем страшен Манилов? В «Мертвых душах» есть фраза: «В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: какой приятный и добрый человек! В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: чорт знает, что такое!..» Как легко Манилов соглашается на сделку с Чичиковым! Он покатится в любом направлении, куда ему предложат.
Морально неустойчивые Тургенев с Блоком
— В общем, и «Мертвые души» хорошему не научат. Больно современно звучат.
— Ну конечно. Кого Гоголь хотел сделать положительным героем во втором томе? Чичикова. Трудно в это поверить. Не случайно он сжигает второй том. В гениальном Гоголе трагически соседствовали сатирический талант (видение мира как комического) и стремление показать идеал и проповедовать его. И он не выдержал такого соединения.
— А европеец Тургенев?
— Ну чему научит Тургенев наших школьников? Посмотрите, какие болтуны герои его повестей и романов 1850-х годов. Правда, женщины у него часто хороши.
— И биография сомнительная: уехал во Францию, увлекся певичкой. Морально не устойчив. Кстати, почти все биографии писателей не годятся для изучения: хорошего примера не дают.
— Это точно: Некрасов был помещиком и карты любил. Достоевский – игрок и душевно болен. Пушкин любил женщин – опубликован его «донжуанский список». Да кого ни возьми. Есенин – пьяница и хулиган (образ хулигана в его поэзии важен), Маяковский взял и застрелился. У Блока в семье все было не как у людей… Надо спрятать от детей мемуары его жены – Любови Менделеевой.
— Даже «Незнакомку» Блок увидел сквозь стекло бутылки, да и кто она, эта Незнакомка… Хотя все-таки у него «в белом венчике из роз… Иисус Христос».
— Да, но герои «Двенадцати» ассоциируются с бубновым тузом. А Катька, которую так жалеет автор? Впереди кого идет Христос?
И Мандельштам не для народа писал. И Ахматова с ее «Реквиемом» историю России «искажает». И Шаламов с Солженицыным – тоже.
Как можно изучать Солженицына, который показывает государство в таком духе? Какой там «Архипелаг ГУЛАГ», который только что ввели в программу! Даже «Матренин двор» нельзя детям читать.
— Может, хотя бы Есенин годится?
— Частично. У него же есть стихи: «Если крикнет рать святая, кинь ты Русь, живи в раю, я скажу…» Но у него и богоборческое есть. Есть и поэма «Черный человек» с упадническими настроениями.
— Кажется, поэзия по этой Концепции детям вообще не нужна. Какие в ней воспитательные идеи?
— Чтобы воспринимать поэзию, нужно обязательно осваивать художественный язык, не равный обычному. Иначе поэзию, да и любой художественный эксперимент надо убирать. Новаторская драматургия Чехова тоже непонятна. И «Котлован» Платонова.
Оды и гимны
— Хорошо. А что тогда может войти в патриотический учебник литературы? Давайте накидаем список.
— «Клеветникам России» Пушкина. «Ода Горчакову» Тютчева — он, безусловно, патриот, хотя и уходит в какие-то «ненужные» философские идеи.
— Я поняла, что еще из Тютчева надо включить: «Умом Россию не понять».
— Можно. Я было хотела предложить речь Достоевского о Пушкине, но поняла: мысль о «всемирной отзывчивости» великого русского поэта опять не проходит. Тургенева надо включать – о русском языке («О великий, могучий…»). А еще — былины, Новый Завет (с купюрами), Ломоносова.
— Боюсь, язык Ломоносова современные школьники не поймут.
— А это неважно. Еще, наверное, «Бородино» Лермонтова. Но там опять поэтическая форма: детям нужно разобраться, кто и что говорит. Надо обязательно изучать «Недоросль» Фонвизина, но делать акцент не на том, какие там учителя, какой Митрофанушка, а на том, что там императрица – большая умница: она заинтересована в том, чтобы дворянских детей хорошо учили и воспитывали.
Из советского наследия подойдет «Повесть о настоящем человеке» Полевого, «Как закалялась сталь» Островского.
Правда, в последней книге все плохо кончается, так что еще надо подумать… Уместен будет производственный роман. Может быть, «Большая семья» Кочетова? «Кавалер золотой звезды» Бабаевского? Пьеса «Русские люди» Симонова? Из современных Крупина надо изучать (он как раз выступал по интересующей нас теме в Общественной палате), Куняева, Проханова…
— А из поэзии – учить наизусть гимн России Михалкова. И этим ограничиться.
— А вы знаете, что был вариант текста гимна военного времени, некоего Якова Кувшинова, присланный в 1943 году на конкурс? Там были такие строчки: «От Грозного славится наша держава». Я бы рекомендовала и этот вариант гимна включить в программу. Ведь при Иване IV прирост территории Руси составил почти 100%, и к завершению его царствования Русское государство стало размером больше всей Европы. Правда, и опричнину учредил тоже Грозный.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова
http://www.gazeta.ru/comments/2014/0..._6049581.shtml
#
Re: Воспоминания о "школьной" литературе
